Неточные совпадения
На другой день, утром, он и Тагильский подъехали к
воротам тюрьмы на окраине города. Сеялся холодный дождь, мелкий, точно пыль, истреблял выпавший ночью снег, обнажал земную грязь. Тюрьма — угрюмый квадрат высоких толстых стен из кирпича, внутри стен врос в землю давно не беленный корпус, весь в пятнах, точно пролежни, по углам корпуса — четыре башни, в средине его на крыше торчит крест
тюремной церкви.
Там, где главная улица упирается в
тюремный забор, находятся
ворота, очень скромные на вид, и что это не простые, обывательские
ворота, а вход в тюрьму, видно только по надписи да по тому еще, что каждый вечер тут толпятся каторжные, которых впускают в калитку поодиночке и при этом обыскивают.
Настя лежала в больнице. С тех пор как она тигрицею бросилась на железные
ворота тюрьмы за уносимым гробиком ее ребенка, прошло шесть недель. У нее была жестокая нервная горячка. Доктор полагал, что к этому присоединится разлитие оставшегося в грудях молока и что Настя непременно умрет. Но она не умерла и поправлялась. Состояние ее духа было совершенно удовлетворительное для
тюремного начальства: она была в глубочайшей апатии, из которой ее никому ничем не удавалось вывести ни на минуту.
Двор, в который мы вошли, был узок. С левой стороны бревенчатый сарай цейхгауза примыкал к высокой
тюремной стене, с правой тянулся одноэтажный корпус, с рядом небольших решетчатых окон, прямо — глухая стена
тюремной швальни, без окон и дверей. Сзади
ворота, в середине будка, у будки часовой с ружьем, над двором туманные сумерки.
Ворота были тщательно заперты, солдат дремал у будки, поддаваясь тихому веянию сумерек, переполненных тенями, неуловимым шепотом, просачивавшимся будто сквозь стены тюрьмы, и отдаленным рокотанием колес в городе, за
тюремной стеной.
Теперь я понял! Мне как заключенному придают особенную важность: я буду отрешен от всего, даже от
тюремного мира. Меня запрут здесь, а в первой комнатке всегда будет находиться сторож, чтобы мешать всякому сообщению со мной арестантов. Итак, к трем
воротам, отделявшим меня от вольного света, присоединились еще трое дверей, которые должны были отделить меня даже от мира
тюремного.
И действительно, подъезжая по Шпалерной улице к этому «заведению», не замечаешь ничего
тюремного: дом, как дом, у
ворот ни будки, ни часового, а дворник в красной рубашке и фартуке, с метлой в руках.